Форум » Оборона Ленинграда » Из мемуаров Ивана Григорьева » Ответить
Из мемуаров Ивана Григорьева
admin: Вложу и свой пятак в блокадные воспоминания. Текст набран мною по тетрадям деда Григорьева Ивана Григорьевича (1906 - 1984). Понадобилось около года набирать и редактировать текст в 2004 году. Я старался к 100-летию от рождения деда. Эта автобиографическая повесть была написана им в конце 70-х годов и охватывает события с 1904 по 1958 годы. Продолжить дальше помешала болезнь. Хорошо восстанавливать события деду помогали свои стихи, которые он писал с молодости. Но и то, что дедушка успел записать читается с огромным интересом. Так случилось, что я узнал о его непростой жизни только когда мне было уже за 40. Надеюсь и вы узнаете что-то новое, написанное непредвзято простым трудовым человеком. Это взгляд из народа, из крестьянской и рабочей среды на становление советской власти и становление советского человека. Это - история. История крестьянского парня, начавшего работать с 13 лет, сменившего несколько специальностей, от маслодела, кооператора, пожарного, водопроводчика до инструктора молочного производства. Полностью автобиографическую повесть можно прочитать здесь - https://proza.ru/avtor/igrig Авторские стихотворения (не все) выложены здесь - https://stihi.ru/avtor/igrig
Ответов - 8
admin: Выкладываю фрагменты о жизни в Ленинграде. 1938 год. ...После пяти месяцев работы водопроводчиком на заводе Марти (Адмиралтейский судостроительный) вместе с тестем Алексеем Петровым Ивану удалось найти комнату и работу в Автово. Требовался старший водопроводчик во 2-й жилгородок. Жилгородок находился вдоль улицы Стачек и железной дороги на станцию Автово (которая находилась за городком Экспортлеса). Иван съездил за семьёй в Бологое. Стали жить вместе. В мае начальник жилгородка Яковлев предложил Ивану другую должность - зав-рем-строй-группой со штатом 42 человека. Предоставили другую большую комнату в доме, где меньше пьяниц. Освоившись на работе, стал брать халтуру. Ходил по конторам и брал в ремонт арифмометры. Ломались часто, а нужно срочно. За вечер мог исправить 4-5 штук (быстрее, чем в мастерской). Брал за ремонт машинки от 20 до 50 рублей. Потом договорился со своими рабочими брать ремонтные подряды по вечерам, сам составлял сметы. За месяц люди получили в два, а по некоторым работам в три раза больше основной зарплаты. За умелое руководство агитаторами во время выборов в Верховный совет СССР 1938 года райком (секретарь Яков Федорович Капустин) наградил товарища Григорьева личной библиотекой в количестве 22 книг. После этого Капустин хотел пригласить Ивана в райком инструктором, но не вышло - дед был беспартийным. 1939-й... Началась финская война. Я узнал, что в доме 108 по улице Стачек (ныне д. 92к1) уволился старший кочегар и освободилась казённая квартира. Работа заключалась в составлении графика работ в отопительный период, а в летнее время заниматься текущим ремонтом по котлам, насосам и трубопроводам по двум большим домам. Дети наши стали гулять на широком проезде между домами. Бегали они свободно. Около домов было много дровяных сараев и огородов. Так как между нашими домами и Красненьким кладбищем были пустыри. Построек еще не было. Только у дома, который ближе к улице Стачек, огородили забором место, где будет станция метро "Автово". 1940-й... За весь отопительный сезон на моем объекте аварий, как в котельной, так и в домах не было. В феврале 1941 года управляющий домами мой полный тёзка Григорьев Иван Григорьевич собрался поехать по путевке в санаторий. В разговоре с ним я сказал ему, что у нас в котельной кончился керосин. Купить по счету нельзя было, торговля велась только за наличные, а ездить в порт за керосином далеко. Я ему подсказал, как можно выйти из положения. Собрать вокруг кочегарки металлолом (старые трубы, радиаторы), и на вырученные деньги купить в ларьке керосина, чтобы его хватило на период весенне-летнего периода ремонта электромоторов и арматуры. Григорьев согласился и вскоре уехал в санаторий. Я стал собирать отходы в кучу. Выбрав подходящую погоду, позвонил сборщикам и заказал подводу за ломом. Подвода пришла рано утром и мы с подводчиком принялись укладывать металл в широкие дровни. Не успел возчик еще увязать воз веревкой, как вдруг бежит к нам замуправляющего Быков вместе с милиционером. - Куда это нагружен металл? - В металлолом, - ответил я. - Кто разрешил? Есть какой-нибудь документ? - Мне разрешил тов. Григорьев! - я стал объяснять цель продажи, но у меня не было главного - оправдательного документа с подписью тов. Григорьева. В тот период были такие законы, что осуждали за малейшие нарушения закона. К тому же этот Быков был на меня зол за то, что я его пропесочил в стихах в стенгазете. Вот он и нашел момент отомстить мне. Не дав мне сходить домой, переодеться, милиционер повел меня в отделение. В отделении уже были набраны несколько "указников", то есть рабочих, опоздавших на работу свыше 21 минуты. Они получили по 6 месяцев тюремного заключения. Меня судили в Доме Культуры на улице Стачек (ДК "Кировец"). Маруся (жена) присутствовала в суде, она пыталась защищать меня, хотела доказать прокурору мою невиновность и то, что сочиненный Быковым поклёп не соответствует действительности. Прокурор ответил ей: - Не надо, гражданка, усложнять хлопоты. Так надо государству и ваши убеждения не помогут. Металл был оценен в сумме 26 руб. 40 коп. Идите, гражданка, домой! А ваш муж будет отправлен под стражей туда, где он должен отбыть срок наказания. Осудили меня на 1 год тюрьмы. Меня посадили в "черный ворон", отвезли в пересыльную тюрьму на Константиноградской улице (угол Атаманской и Кременчугской улиц). <...> На второе утро нас вывели во двор и посадили в большие черные автобусы без окон, только в дверях маленькие зарешеченные окошечки. Когда везли, мы ничего не видели. Но, выбравшись из автобуса, поняли, что находимся во дворе знаменитых "крестов". В апреле 1941 всех вывезли из тюрьмы в полевой лагерь для строительства аэродрома в Романовке. Глава 70. Война. Двадцать первого июня легли на свои места на нарах. Ночь была теплой и уставшие люди спали крепким сном. Рано утром, вдруг, подъём на большой сбор. Все люди от неожиданности, не поняв в чем дело, суетились, разыскивали свои ботинки и портянки с носками. Дело доходило до драки... Кое-как разобравшись, выбежали из бараков, столпились около командного состава. Вдруг дается команда: - Слушайте все!!! Граждане и гражданки! В шесть часов утра началась война с гитлеровской Германией. Гитлер без объявления войны дал своим войскам приказ о наступлении на нашу страну. Приказал переходить, перелетать через наши границы, жечь города и села, убивать ни в чем не повинных людей. Нам надо быть готовыми ко всему. А, главное, ускорить строительство аэродрома. Бетонным рабочим - начать настил бетонных плит на взлетно-посадочной полосе. Прошу разойтись на завтрак и - на работу! Первые немецкие самолёты-разведчики появились внезапно из-за леса. Люди, вместо того, чтобы прятаться, наоборот выскакивали на открытые места, чтобы посмотреть на самолеты. Покружившись над лагерем, самолеты так же внезапно скрылись за горизонтом. Несколько дней в напряженной обстановке прошли без налетов, а потом самолеты стали появляться чаще. К сожалению, в лагере не было зениток. Даже, видимо, винтовок было мало. Тюремщики имели только наганы в кобуре. Самолеты бросали листовки, летая низко над лагерем. В листовках были призывы саботировать стройку. В один из пасмурных дней появился бомбардировщик. Люди, увидев такой самолет, с криками бросились кто куда. Кто - под машины, кто - в ближайший кустарник. Самолет, спустившись низко над бетонными плитами, сбросил всего одну бомбу небольшой мощности. Взрыв повредил три плиты на стыке. Потом он взлетел высоко в небо, а за ним в хвост пристроилась наша маленькая "Чайка". Самолеты скрылись из виду. Один удирал, а другой пытался нагнать и сбить. Налеты немецкой авиации участились. Но пока наш палаточный городок был невредим. Им, видимо, важнее разрушить железную дорогу, идущую к Ладожскому озеру. Издали слышны разрывы снарядов, но к нам прорываются самолеты без бомбозапаса, который они разбрасывали где-то около озера. Глава 71. Амнистия. Наступил август 1941 года. Погода была как по заказу: теплая, с утренними туманами. Птицы уже активно не поют, они заняты выводом своего потомства. Не помню какого числа, рано по утру выходит на невысокую трибуну из досок начальник лагеря, вокруг него младший состав. Усиленным при помощи радио голосом он заявляет: - Граждане осужденные, я вас поздравляю! С сего числа вы являетесь товарищами! Я прочту вам Указ Президиума Верховного Совета об амнистии всем заключенным, имевшим наказания по указу и по 102-й статье. Вы будете отпущены по домам через управление военкомата Всеволожского района. Амнистия не распространяется на осужденных государственных преступников и опасных уголовных элементов. Приведя колонну к Всеволожскому райисполкому, всех стали сортировать после врачебного осмотра. Годные собирались в здании для дальнейшей отправки на фронт. Дед пожаловался на своё плоскостопие и вздутые вены... Хирург передал мою анкету в председательскую тройку, куда проследовал и я. Один из мужчин взял мою анкету и сказал: - Товарищ, выйдете в соседнюю комнату и ждите. Вам заготовят документы и вы отправитесь домой. Я понял, что освобождаюсь совсем. Несмотря на определение негодным, так и хотелось сплясать. Тут я понял состояние освобожденного передо мной мужчины с улыбкой на лице. Через несколько минут меня вызвали на комиссию и вручили новый паспорт и белый военный билет (для непригодных к военной службе). Посадив дочку на диван, я подошел к Екатерине Васильевне, обнял ее за шею и поцеловал в щеки. - Как, бабуся, поживаешь? Как здоровье? Где дед? - Жить пока, слава Богу, можно. Хожу на совхозные огороды, что за железной дорогой. То картошечки подкопаю, то морковка со свеклой попадутся... Смотришь, и супишко сварганим. - Немцы разве не стреляют? - Стреляют, да пока всё благополучно. Они убивают, если на огороде появится солдат или моряк. Вон, на днях, они что устроили. Накопали картошки несколько мешков и сложили один на один, а наши солдаты попытались ночью тихо подобраться и унести картошку. Только это им не удалось. У картошки вокруг было заминировано. Двое погибли... Они - нехристи. Но, верно, что-то в их душе есть, в нас, старух, которые бывают на огороде, не стреляют... Дед наш пока ходит на работу в свой городок (1-й жилгородок у Нарвских ворот). Нам дали там комнату в бараке, но мы живем здесь, на кухне. Стелем постель на плите. Она длинная - места хватает. А в том городке нет дров. Да и жутко там... Там много падает снарядов. Ну, ничего! Нам не привыкать. В тесноте да не в обиде! Внучата, глядишь, на присмотре. - Как, Григорьич, думаешь начинать жить? - спросила Маруся. - Попробую пойти оформиться на прежнюю работу. Авось, не откажут! - Управдома-то теперь нет. Твой тезка Иван Григорьич ушел в ополчение. За него теперь Быков работает, - сказала Маруся, усаживая ребят за стол пить чай. - Вот предатель окаянный! Из-за него попал на тюремную баланду... Продолжение следует...
admin: Глава 72. Начало блокады. На следующее утро выдался густой туман и я, не слушая женские уговоры, пошел в совхозный огород. Думал, что прицельной стрельбы из-за тумана не будет и меня не заметят немцы. Прячась за сараями, которых у нашего дома полно. У каждого хозяина квартиры был свой сарай. Вышел на открытое место. Нагнувшись чуть не до земли, двигаюсь по ручью между гряд. Вдруг тихий окрик. - Куда же ты лезешь! Тут ведь стреляют. - Прошу извинить! - ответил я лежащему между картофельных борозд молодому моряку, который периодически стрелял в направлении Красненького кладбища. Пули его винтовки, взвизгивая, летели в сторону неприятеля. Звук выстрела в тумане приглушался. Я говорю: - Браток, семи смертям не бывать, а одной не миновать. - Ну, смотри... Я тебя не гоню. Сам сумей маскироваться. - Спасибо, друг! Я пособираю картошечки, да вон за тобой морковки с грядки поберу... Вот так я сделал первый поход за овощами на линии фронта. К вечеру туман рассеялся. Начался артобстрел со стороны Дачного поселка. Я после обеда пошел походить между сараями, чтобы поискать открытые сараи, где возможен остаток дров для плиты. Вижу метров в ста разорвался снаряд. Там стояли лошади. Решил бежать туда, в надежде добыть мясо убитой лошади. На месте взрыва уже собралось несколько солдат и офицеров. Подойдя близко к здоровому коняге с развороченным животом, обратился к солдату: - Товарищ, разрешите мне взять что-нибудь на питание? - Спроси у ветеринара. Вон он стоит в накинутой шинели. Я подошел к ветеринару в тот момент, когда он давал распоряжение двум солдатам. - Выройте яму и закопайте обоих лошадей, предварительно облив их керосином. - Товарищ ветеринар, разрешите мне конину взять на мясо? Я вон там живу! У меня семья с малыми ребятами. - Ни в коем случае! Выполнять, как приказано! А вас, молодой человек, прошу удалиться! Давать на мясо убитых животных категорически воспрещено. Сколько я ни просил, так и не получил разрешения. Ну, думаю, запомню где они зароют и когда-нибудь выберу время, чтобы выкопать. На следующее утро жена дает мне в руки пустой солдатский алюминиевый котелок и просит сходить в столовую жилгородка, где продают чечевичную кашу с растительным маслом. В жилгородке столовая еще работала. Надо было перейти улицу Стачек и пройти по дороге в сторону клуба. Там у кухни уже собралась очередь. Торговля шла полным ходом. Постояв в очереди примерно полчаса, я купил полный котелок каши, рассчитывая порадовать домашних. Только я отошел недалеко от кухни, не дойдя до Стачек, как вдруг раздался взрыв там, откуда я ушел... Снаряд угодил прямо в кухню, разметало взрывом кастрюли с кашей и стоявших в очереди людей. С горестным настроением я пришел домой. Погоревали о случившемся. Хорошо, что жив остался. Такова реальность военной поры. Потом чечевицу стали выдавать по карточкам и эта каша нам и, особенно, детям здорово надоела. В сентябре 1941 года мы получили извещение о выселении из дома в Автово в центр города в связи с приближением сюда линии фронта. Дома в Автово были заняты военными. Я получил смотровую на несколько адресов в Октябрьском районе. Обошел несколько адресов, но лучшей оказалась квартира на улице Красной*, дом 44, кв. 38. На втором этаже, солнечная. Там жила семья из двух человек в двадцатиметровой комнате. Инженер авиастроитель Рычагов и его жена Мария Андреевна. Условия нашего вселения были таковы: Рычаговы по возвращении могли нас выселить, т.к. имели бронь на эту квартиру. Мы всё-таки согласились въехать туда (7 окт. 1941). Я снова оформился кочегаром в Автове и мне поручено было следить за сохранностью водопровода тех домов, потому что в подвале одного из пятиэтажек находились штабы разведки, артиллерии и пехоты. Для военных в одной из квартир была оборудована столовая. Солдатам готовили в большом котле прачечной, что между домов. Я приспособился создавать запас еды для семьи. Во-первых, у солдат были отходы свежей капусты. По договору с поварами, они бросали в поставленную мной корзину все загрязненные и зеленые листочки. При наполнении корзины, я относил капусту домой. Это было не просто. Транспорт не ходил уже, а пешком нужно пройти в сумме 16 километров, домой и обратно. Во-вторых, в офицерской столовой я попросил официантку собирать в ведро все остатки с тарелок, кусочки хлеба любой величины. Принесу домой, Маруся всё переберёт - что-то на сковороде пережарит, а что-то прокипятит. Таким способом собиралось дополнительное питание. Рабочая карточка на продукты была только у меня, две детские и одна иждивенческая. По этим карточкам еды явно не хватало даже жить впроголодь. Алексей Алексеич с тещей таких возможностей добавки к питанию не имели, кроме своих карточек, рабочей и иждивенческой. Поэтому мы стали объединять все свои продукты и готовить общий обед и хлеб на общей тарелке. Наступила осень 1941 года. Ленинград в блокаде. Семья уже перевезена в центр города, но там отопление уже не работало. Надо было что-то придумать. Я нашел лист железа и при помощи ножниц, молотка и лома сделал печку-буржуйку, а ее дымовые трубы встроил в круглую печь. С помощью этой печурки готовили обеды, кипятили чай, грелись, сушили обувь. Я стал ходить домой через день. Приду, отдам собранные продукты, пообедаю вместе и опять к ночи ухожу в Автово. Там для ночлега в холодной квартире был оставлен диван и одно одеяло. Было уже холодно, сильно дуло из подвала через пол. Но простуды избежал. _________________ * Ул. Красная - ныне Галерная улица. Хотя адрес был по Красной, но дом находился на набережной канала Круштейна (ныне Адмиралтейский кан.), рядом с Новой Голландией. Ныне этот дом числится по адресу: Галерная улица, 44А, подъезд 6, "Доходный дом техника А.В. Друкера". Постройка 1897 года. www.citywalls.ru/house4726.html Глава 73. Смертельный сорок второй. Дед перестал ходить к нам, очень ослаб. Жил в рабочем городке недалеко от Нарвских ворот (2-й жилгородок, д. 36). Екатерина Васильевна носила ему поесть из наших скудных запасов. В таких условиях мы встретили новый 1942 год. Морозы стали всё сильнее одолевать ослабевший народ. Люди семьями замерзали в своих квартирах. Падали, идя по заснеженным улицам. Никто им не помогал дойти до дома. Так и валялись в снегу, пока рейсовая машина женского отряда МПВО не подберет трупы для захоронения в общих могилах. Наши ребятишки стали тощими, больше сидели на диване или спали, сидя на нём. Помню такой случай. После очередного прихода домой я привез большие санки с дровами. Идешь по улице Стачек, вдруг начинается обстрел. Бросаешь свои санки и падаешь в снег. А в дома по обоим сторонам улицы влетают снаряды, дома подпрыгивают и оседают кучей кирпича и дерева. Или взорвется на дороге, образуя воронку и кучи асфальта, смешанного со снегом. Однажды поднялась сильная вьюга в сильный мороз, а мне надо идти в Автово. У меня был пропуск для прохода на передовую в любое время суток. Я так устал и ослаб, что за время пути домой не раз садился отдыхать на санки. Маруся, видя, что я чувствую слабость, отправляет со мной Толика. Наказывает ему: - Смотри, сынок, ты идешь с папой! Твоя задача - внимательно наблюдать за папой. Если ему будет плохо или он упадет и не встает, ты кричи громко, зови на помощь... И Толик со слезами шел со мной в тёмную ночь. Освещения нет, дороги не видно. Вьюга намела бугры. Шли молча, закутав рот и лицо от мороза. Придя в Автово, изможденные падаем на диван в одежде, и еще накрываемся, чем можно укрыться... Мой день рождения 4 февраля 1942 года мы отмечали дома. Это событие я опишу в стихах. Сижу за столом и мечтаю О прошлом, что прожито мной. День рожденья отмечаю. 36 лет за спиной. Давно ли я бегал мальчёнком По красивым зелёным полям, Гонялся за пёстрым телёнком, В поле ходил за коням... От природы мы были не бедны - Сын и дочь появились на свет. Не служили мы в церкви обедни - Нас судьба защищала от бед. Труд мой всегда обеспечивал Потребности нашей семьи. Именины бурно отмечены В прошлые годы мои. Отмечу я черным по белому Год мучительный тридцать шестой. По-ленинградски мы встречу делали, По блокадной причине - простой. Чаю грузинского по чашке выпили, Шоколадки квадрат разделя. По картошке из кастрюли вынули. Мне Маруся две штуки дала. Ломтик хлеба отрезать получше, Сын долго ножик точил. Дневную порцию он получит - Всё в блюдце сразу мочил. Стёкла разбиты, завешены рамы Одеялом и старым пальто. Стоны болеющей Мамы Резали нервы. Не то! Снаряд упадет за окошком, Осколки летят и пищат. От страха глаза, как у кошки, Рот открыт, а зубы стучат. Спать ложились, прощаясь. Возможно не встать поутру... Но утром опять просыпаясь, Мечтали: "что б съесть по нутру". Садились вокруг печурки. Погреться, сварить кипяток. Сушили пелёнки дочурки, Завёрнутой в тёплый платок. Доживём до любых лишений, Может быть, до седых волос, Только не было б изменений И семье горевать не пришлось. Верю, придет освобожденье. Надежда не покинет меня. И отметим мы всех дни рожденья За столом с бокалом вина. Утром мы с Толей наломали дров от бесхозного сарая. Нагрузили санки так, что в пору лошади везти. Отходов еды уже ни от солдат, ни от офицеров не стало. Мы в дорожку попили водички и отправились к дому. Вьюга, бывшая вечером, прекратилась, оставив после себя сугробы снега. Никаких машин не ходило, даже военных. Только мы подошли к трамвайному кольцу у Нарвских ворот, где стоял трамвай №32, как налетевший немецкий самолет сбросил бомбу, которая упала недалеко от трамвая... Стекол в вагонах - как не бывало. Мы, как услышали вой бомбы, упали в снег. Я прикрыл собой сына, но всё обошлось... Только пустой трамвай пострадал. С нашим тяжелым возом мы добрались до дому лишь к вечеру. По пути объезжали особо опасные воронки, часто садились на что придется, немножко отдохнуть. Дома о нас переживали, так как за ясный день была не одна бомбёжка и были бои самолетов над городом. Я получил печальную весть - замерз водопровод. За водой теперь надо ходить через проходные дворы с Красной улицы на невский лёд, где была прорубь с полметра шириной и метра два длиной. Люди ходили с вёдрами, бидончиками и ковшами, которыми наливали воду, если были не в силах поднять полное ведро из проруби. На следующий день рано утром, прежде чем уходить в Автово, я сходил с двумя ведрами за водой. Подойдя к берегу Невы, вижу из-под снега торчит плешивая голова... Я остолбенел. Думаю, зачем старик забрался в снег? Мне он казался живым. Глаза полуоткрыты, бледный. Придя с водой домой, рассказываю Марусе и теще о мертвеце, а жена говорит: - Это какой-то одиночка... Лежит уже несколько дней. Никто не находится его подобрать. Это что... Вот в нашем дворе вынесли мертвую старуху, завернутую в простыню. Говорят, что она на утро была порезана на куски и остались одни мосталыги от ног и рук... И это не первый случай. Екатерина Васильевна говорит: - Слава Богу, мы еще едим, хоть и скромно - один хлеб, поджаривая его на олифе. Иногда Маруся печет блины из горчицы, а я несу деду, он их ест с удовольствием. - А как он там живет? Как с дровами у него? - спросил я тещу. - С дровами хорошо. Несколько бараков сгорели, но еще есть, что собирать на топливо. Еду он получает по карточке, у него ведь рабочая. Но больше лежит, завернувшись в одеяла. В середине февраля 1942 года баба Катя приходит от деда, вся в слезах. От приступа горя не может отдышаться. Душит ее кашель. Маруся пытается узнать в чем дело. Наконец она с плачем выдавила: - Нет больше у нас деда. Он лежит посреди пола в одной рубашке, упёршись лбом на подсунутые руки, как бывало он часто любил спать... Маруся заплакала, обхватив Мать за голову. Толик подошел к женщинам и, глядя на них, тоже заревел, но уговаривая при этом: - Мама, бабушка, не плачьте! Не надо плакать!.. Я сижу у стола с горьким комом в горле, думаю: "Как и куда похоронить деда? Надо идти в домохозяйство. С этого начинать похороны." - Вот что, женщины! Горем Отца не воскресите! Надо ехать к нему на ночлег, а то, не ровен час, утащат на мясо... - Да, да! Иван Григорьич, постарайся оформить. Документы при нём. Мы найдём где они. Я знаю. Он всё прятал под постель, чтобы не украли, - попросила меня тёща. Вечером, одевшись потеплее, мы отправились к Нарвским воротам. Очень хотелось с нами Толику, но я ему приказал пойти по дворам и поискать досок для гроба. Толик сказал, что он, лазая по крышам сараев, видел доски в дворницком. - Ладно, сынок, раз видел, то без меня не ходи! Комната деда находилась в доме-бараке. Коридор тянулся вдоль всей задней стены. Слева от входа семь комнат, дедова - вторая. Открываем его дверь, которая не на замке и не на крючке. Дед лежит ничком посреди пола на подсунутых под голову кулаках. Видимо, он пришел из магазина, так как в левой руке держит недоеденный ломтик хлеба. Потом ему стало плохо, и он прилёг полежать прямо на пол... Так лежа и умер. Мать в первую очередь вывернула все карманы. На нём денег и карточек не оказалось. Значит побывали кто-то из соседей. Паспорт и остальные бумаги она нашла, завернутые в газету и тряпочку, под самой серединой кровати. - Слава Богу! Документы в порядке, вещи не растащены! Я проверила всё! - сказала Екатерина Васильевна. - Сегодня мы здесь переночуем, а завтра я схожу за санками и мы увезём его к нам. Я сделаю по возможности гроб. И повезем Алексея Алексеича на постоянное место жительства. И будет он коренным ленинградцем. - сказал я. Спать мы легли рядом, на одну кровать, не снимая верхнюю одежду. Накрылись широким ватным одеялом. Не знаю, как Екатерина Васильевна, а я долго лежал без сна. Было холодно, но всё же уснул и с первыми лучами зимнего солнца проснулся. Привезя деда к нам, мы внесли его в комнату и положили на развернутый складной стол. Я пошел делать гроб прямо на улице, а женщины принялись делать омовение. Я спрашиваю Толика. - Где доски? Ты нашел их? - Вон в Володином сарае. Он уже умер, а дрова и доски теперь бесхозные. - Ну, молодец! Давай деду дом делать! Мы вдвоём с сыном собрали гроб из не очень качественных досок. Всё-таки будет похоронен не в общую могилу... Мы всегда сможем навестить, зная где будет его могила. В похоронном бюро нам дали похоронку на остров Декабристов (бывший Голодай). Свезли мы с Екатериной Васильевной деда туда и положили в вырытую экскаватором траншею для индивидуальных захоронений. Заплатили мужикам пайку хлеба и пачку махорки. Место могилы я отметил, всунув в землю против гроба длинный лом с кольцом, и узнал у соседей фамилии их покойных. По месту расположения могила оказалась в третьем ряду от канавы и пятой от тропинки. Весной я посадил несколько суков от тополей. Теперь там огромные деревья. Екатерина Васильевна, хотя и не выдавала своего горя, но очень переживала смерть мужа. Еще она переживала, что не может помочь по хозяйству, потому что болела порезанная ладонь левой руки. Получая паёк, мы с Марией договорились отдавать ей полностью то, что даёт государство. Мясо от добытой мною конины она есть не хотела. Так мы ей давали лишнюю поварёшку крупяного супа. Продолжение следует...
admin: Глава 74. Добыча конины. Теперь надо рассказать, как я добыл конину из-под земли от той лошади, которую в сентябре убило взрывом в Автово. В феврале 1942 года на территории дома №108 по улице Стачек совсем прекратилось поступление воды. Она замерзла в подземной магистрали. Военные штабы переехали в новое место, где водопровод работал. Я пытался разными способами достать воду, но это сделать не удалось. Чувствуя, что меня скоро попросят отсюда уйти, я решил напоследок достать конину из замеченного места. Задача не простая. Грунт замерзший и под снегом. Лошадь не глубоко должна быть зарыта. Сначала пробую греть землю коксом. Благо, его много в кочегарке. Место захоронения оказалось закрыто кочегаркой от немцев и они не видели, что тут делается. Я разжег костер над могилой и накрыл его листами железа, чтобы горело медленно. Земля нагревается, а дыма мало. И ветер способствовал рассеиванию его по земле, унося дымок далеко за квартал новых домов. Несколько раз в течение дня приходил какой-нибудь офицер и кричит на меня. - Зачем вы жгёте костер? ... - для большего устрашения ругается матом. Я ему говорю. - Товарищ начальник, у вас нет воды, она замерзла под землей, и я пытаюсь получить воду, отогревая грунт. - Смотри, чтобы дыма не было! Иначе ты демаскируешь наше присутствие здесь! - Товарищ начальник, видите, дым выше кочегарки не поднимается, а здесь он не опасен - ветер разгоняет. - Строго следите за огнём и дымом! - приказывает он и скорее убегает в помещение. Землю я долбил двое суток. Почти не делая перерыва на сон. 20 февраля я докопался до вытянутой ноги, но только до колена. Остальная часть туши уходила горизонтально в земле. Нужно было долбить теперь вдоль, не упуская из вида направления. Тогда я стал делать подкоп под тушу. Думаю, скорее сделаю обвал в штольню. Осилил эту работу только до паха. Дальше нет сил. Лом вываливается из рук... Что делать? Чувствую, что подкоп под лошадь я делать уже не могу. А начинать сверху, того хуже - могут разоблачить мою незаконную деятельность и сдать в трибунал... 23 февраля ушел домой рано утром, закрыв яму листами железа. Маруся была сама не своя. Готова была идти в Автово. Она думала, что я уже погиб... Поел и сразу ткнулся в постель, чтобы поспать часика три-четыре. А к ночи пошли с санками и мешками, чтобы тайно увезти мясо. Взял с собой Толика, чтобы на обратном пути посадить его на санки. Меньше подозрений... Пришли. В подкопе я с помощью ножа и топора сумел отсечь задние ноги до паха. Уложили их на санки в мешке и в обратный путь. Так привезли домой конину, пролежавшую в земле и облитую керосином. Зааапах... хоть нос затыкай. Дома началась разделка. Шкура, копыта пошли на студень. Остальное было посолено в запас. Ели её, понемногу добавляя в крупяной отвар. Нас всех тошнило. Но желание жить пересилило дурной запах и трупный яд. Так мы всё добытое съели и живем до сих пор, то есть до 1981 года. После похорон тестя, когда я боролся с замерзшим водопроводом в подшефных домах, умерла Екатерина Васильевна... Ей тоже сделал гроб и один свёз на Богословское кладбище, куда была получена похоронка. Слез было немало. Но одно утешало. Не у нас первых умирают близкие. А при её истощении, чем мучится - лучше умереть. Маруся за меня переживала. Видя, как сохнут и мучаются дети, она даже набралась смелости и тайком сказала мне: - Ваня, ты совсем становишься слабым... Я очень люблю детей, но хотела бы, чтоб ты отрезал от их пайка себе. Если дети умрут... Кончится война... Мы еще молодые - будут у нас дети. А погибнешь ты - что я смогу поделать? Мы все беспомощные и быстро умрем... Ты нам сделал большое подспорье, достав мясо, но это ведь не надолго. А что будет дальше? - Ты, моя дорогая, потеряла рассудок! Говоришь ерунду. Я от своих детей крошки не возьму. Что даёт им государство, надо умело расходовать. Видимо там учитывают, что для поддержания жизни такая норма еще достаточная. Вот, примерно, на их долю мы получаем по 300 грамм хлеба. Надо делить хлеб на три части - на завтрак, обед и ужин. Также и с приварком. При таком расчете питания, я уверен, больше шансов выжить. О своём предложении отнимать у детей больше никогда не вспоминай! Я понимаю, ты любишь меня и детей, но я тоже всех вас люблю и надеюсь на будущее. Всё будет хорошо! 28 февраля 1942 года я под видом болезни ушел из Экспортлеса по собственному желанию. Вывез из бывшей нашей квартиры дома 108 остатки нашего имущества и совсем остался дома. Буду ходить и подыскивать себе работу. Во-первых, мне пришла в голову мысль попытаться поступить в Главмолоко, надеясь, что может быть можно будет получать молочные продукты. Сходил в отдел кадров. Там просмотрели картотеку и нашли, что я работал в Порхове. Попросили рассказать, почему я оттуда ушел. Я сказал. - Вы, наверно, слышали о случае 1937 года, когда на мою персону было покушение андрияновской компании? - Да, да, вспомнила! И в картотеке значится увольнение, но оно признано ложным. А что я могу вам предложить, сейчас посмотрю... Хотите поступить управляющим Павловской ремонтной конторой Главмолоко? - А где эта контора? - Весь ее штат помещается у нас на молкомбинате. - Что же находится в Павловске? - Немцы. Вот выгоним их, тогда можете переехать туда, а пока здесь. Я понял, что мысль о получении молока надо действительно оставить до победы над немцами. Придя домой, я рассказал Марусе о моём приключении. Она сказала. - Ишь ты! Молочка захотел? А забыл уже, как четыре года назад тебя чуть не поставили к стенке? - Конечно забыл. Ну, Бог с ним. Пойду искать новую работу по приобретённой специальности.
admin: Глава 75. Работа на автобазе Военторга. Первого марта 1942 года я пошел искать новую работу. Идя по панели канала Круштейна, увидел на двери объявление: "Требуются слесари-паропроводчики". Я так обрадовался, что могу поступить в организацию совсем рядом с домом. Не надо тратить деньги на трамвай, обедать дома, можно успеть отдохнуть. Погода в этот день выдалась теплой. Я был одет в брюки морской формы и легкий серого цвета однобортный пиджак. На голове - кепка, надвинутая на лоб. Зайдя в проходную, узнал, что это центральный судостроительный институт. Институт не работал - весь штат был эвакуирован в Казань. Внутри одна охрана, да кочегары периодически прогревают здания. Много заморожено труб водопровода и отопления. - Заходите в отдел кадров, там побеседуете. - сказала мне молодая охранница. На ней черная шинель, подпоясанная ремнем с кобурой пистолета. - Судя по вашим словам, мне работа подходит. Я только схожу посоветоваться с женой. - Учтите, гражданин, у нас обед с двух до трех часов. - Учту! И я помчался домой, стуча каблуками по деревянной мостовой. Прибежав домой, обнял за плечи жену и сказал: - Нашел работенку и совсем рядом. Только с тобой посоветоваться хочу. Я в таких научных учреждениях не работал и побаиваюсь вести разговоры с адмиралами. - Ты, я вижу, не столько боишься - сколько хитришь. Если тебя все устраивает, так бери документы и иди оформляйся! Я сунул руку в карман, чтобы убедиться - тут ли мои документы... А их в кармане нет! Перепотрошил все швы карманов, но документов не было. Значит я потерял их. Но где? Кроме мостовой канала, где я бежал - больше негде! Выбежал их комнаты и через несколько ступенек побежал по лестнице со второго этажа на набережную. Стал искать вдоль панели и заглядывать в каждую щель между досок. Только документов не было. Прошел уже повторно... Хорошо помню, что совал их в карман брюк. Злюсь на себя... Вижу, с противоположной панели идет в мою сторону старший лейтенант. - Вы что-то ищите, гражданин? - Да, я потерял документы. Час тому назад были в руках. Спеша домой, положил их в карман брюк... - Я вас понимаю! Документы потерять при современной обстановке нельзя. Но с кем не бывает по рассеянности. Знаете, я видел как какие-то книжечки подняла женщина. Идите домой и ждите. Она прочитает ваш адрес и вернет вам документы. - Буду надеяться... - А почему вы пошли в эту организацию, где теперь не работают по случаю эвакуации? - Я ходил в этот институт, чтобы найти работу, так как я уволился с прежней работы в Экспортлесе и ушел к семье, эвакуированной сюда. - А кем вы работали там? - Работал кочегаром, старшим водопроводчиком. Заведующим стройгруппой. Имел штат рабочих около 40 человек. Снимал подряды в организациях, делал сметы, проекты и чертежи на небольшие объемы работ. - Знаете, приходите работать ко мне. Я такого специалиста давно подыскиваю. - А где ваша организация? - Да мы стоим рядом с ней! Только вход с Красной улицы 38. Войдите, спросите как пройти к тов. Левину. Это я. Я согласился придти когда найду свои документы. Вернувшись домой, жду... нервничаю... Часа через два пришла та женщина и отдала мне мои документы, предварительно сверив мое лицо и фото в паспорте. Отблагодарил ее за оказанную помощь. Нервы успокоились. Можно устраиваться на работу. На второе утро рано пошел на автобазу. Нашел Левина на рабочем месте. Он узнал меня, просил посидеть несколько минут. Я сел. Стал разглядывать помещение кабинета и самого хозяина. Был он среднего роста, плотно упитан, рыжеватые волосы. Черты лица еврейской национальности. В обращении интеллигентен. Освободившись, он взял мои документы, перечитал их и спрашивает. - Сколько же товарищ Григорьев у вас специальностей? - Если не ошибаюсь, вы - Абрам Маркович? - Да. - В книжке всё записано, а еще не учтены несколько специальностей для халтуры. - Вот мои условия. Вы наверно слышали, что через Ладогу существует Дорога жизни. Ленинградский фронт и другие. Наша автобаза занимается перевозкой из-за Ладоги по льду продовольствия для горожан и военных, боеприпасов. Вы заметили, что мы сидим не раздеваясь и греемся при помощи "буржуек" (чугунных печек)? Автобаза лишена тепла. Нет воды. Возим её бочками из Невы. Машины, стоящие на морозе трудно заводить. Необходимо тепло и горячая вода. Сможете ли вы оживить водопровод? Паровое отопление? Привести в порядок котлы? Люди приезжают мокрые, в казармах сыро и холодно. Негде сушить одежду. Подумайте прежде чем ответить. Идите посмотреть котлы, трубы, батареи. Работа большая и тяжелая, а вы, я вижу, истощены. - Приложу весь опыт и знания, чтобы сделать всё, что от меня зависит. Я уже не тот, каким был полгода тому назад, но еще силенка есть! - Вот и прекрасно! Всё, что потребуется для работы - слесаря, электросварщики - я дам распоряжение мастерам и механикам. - Для начала мне требуется паяльная лампа и керосин. - Всё будет. Приступайте к работе как можно быстрее! Дали мне в помощь для начала кладовщика Петьку Бабина. Мужичёнко шустрый и, видно, силенка еще есть. Мы в первую очередь начали менять размороженные трубы отопления, чистить котлы. При их готовности и подаче воды можно дать тепло, а в теплых помещениях легче сохранить трубы от повторного замерзания. - Вы - молодец, что поступили к нам. Тут жить еще можно: каждый день дают по сто грамм водки или по стопке красного. Привозят для рабочих сироп. В столовой (на Красной ул. 32) иногда без карточек продают соевую кашу, соевое молоко, шпроты. Этот секрет снабжения мне открыл мне Петька Бабин - мой помощник. Воду я должен достать из подземной магистрали. Водомер замерз потому, что он стоит у выездных ворот и плохо изолирован - опилки растащили. До главной городской магитрали на улице метров 10. Как быть? С чего начинать? Рыть котлован на глубину 2 метра не под силу. Грунт замерз и крепок, как сталь. Греть топливом не легче и времени надо много. Пришла на выручку химия... До 1937 я работал заведующим производством в системе "Главмолоко". Тогда, работая заведующим областными курсами по обучению директоров молокозаводов, мастеров и лаборантов, я преподавал микробиологию, технологию и необходимую химию для анализов молочных продуктов. Приобретя нужные мне химические вещества я снял крышку вентиля на водомере и запустил в замороженную трубу. Ожидая эффекта реакции не скоро, я ушел домой пообедать. И еще не успел я доесть, как в дверь стучит кулаками и звонит в звонок женщина. Кричит визгливым голосом: - Григорьев!! Григорьев, вода затопляет бокс! Она уже потекла на улицу!.. Прибежал к месту происшествия и вижу - из двухдюймовой трубы (5см) стуя воды бьет в потолок бокса. Набережная канала Круштейна полностью залита водой. Стоящие у панели два грузовика стоят в воде по оси колес. Подземный колодец с задвижкой покрыт слоем воды 10-15 см. Мне отрезан путь к колодцу, чтобы перекрыть задвижку. Я быстро побежал к кузнецу и в горячем виде сделал из трубы квадратный ключ, чтобы накинуть его на квадрат задвижки. С трудом открыл наземную крышку люка, нащупал квадрат задвижки и перекрыл воду. Да.. не ожидал я такой быстрой реакции среди народа - ликованию не было конца. Все спешили меня поздравить с успешной добычей воды. Пожимали руки, целовали... А товарищ Левин в шутку назвал меня "профессором". К сожалению эта кличка оставалась у меня пока я работал в автобазе. По случаю сильного мороза стоявшие на улице автомашины вмерзли в лёд. Утром хозяева их вырубали топором, проклиная того, кто устроил такую шутку. Для налаживания нормальной работы котлов прошло несколько дней. Котлы заработали. Отопление пошло в мастерские, в солдатские казармы, в канцелярию и в боксы. Сушилка обеспечивала сушку одежды и валенок. В строй вступила душевая. Начальник привел ко мне в котельную дворниц, охранниц и приказал отобрать здоровых и обучить их обслуживать котлы. Составить график дежурств, чтобы были свои кочегары. Зарплата их будет повышена согласно присвоенного разряда. Не думайте, дорогие читатели, что наведение порядка с водопроводом и отоплением далось мне легко. Извиняюсь, я о себе ни слова не сказал, а иногда идя домой по лестнице на второй этаж не мог подняться без помощи жены. Так уставал. Появились водянистые отеки. Болезни одолевали одна за другой: цинга, дистрофия, желтуха, рожистое воспаление лица. Всё пережил... Но душевно я был бодр и горд, что сделал хоть некоторое облегчение людям, ездившим ежедневно по два-три рейса не взирая ни на мороз, ни на вьюгу по "Дороге жизни", по ладожскому льду. Я надеялся, что дополнительная поездка даст людям дополнительные продукты питания. Я верил в Победу, в освобождение Ленинграда от блокады. Наладив работу в котельной и помещениях, находящихся в ведении автобазы, я при встрече с Левиным попросил его устроить на работу жену. Рядовым бойцом военизированной охраны. - Уважаемый товарищ Григорьев, я с большим удовольствием дам распоряжение отделу кадров оформить её. Пусть принесет паспорт, фотокарточки и заявление. - Да! Как её фамилия-имя-отчество? Сколько у вас детей и какого возраста? - Фамилия её - моя. Звать Мария Алексеевна. Детей двое - 10 и 5 лет - сын и дочь. - Еще, чтобы не забыть: мой брат, главврач больницы Чудновского, просил вместе со мной доехать к нему и посмотреть - что-то не ладно с канализацией, а также проверить отопление. - Хорошо, Абрам Маркович! Я в любое время могу с вами поехать. Сделаю соответствующий набор инструментов и поедем. На второй день мы на пикапе выехали в мою первую поездку. По приезде в больницу (В.О., Кадетская линия, 15, Бассейновая больница им. Г. И. Чудновского), начальник, зная все ходы и выходы, провел меня по зданию. По длинному белому коридору, блестевшему от чистоты, вошли в одну из дверей коридора. - Сеня! Встречай! Привез тебе "профессора". Показывай что за неисправности! Нас встретить вышел мужчина лет за 40 в белом халате, на ногах матерчатые тапочки, на голове на седеющие волосы надета белая шапочка. - Здравствуйте! С кем имею честь познакомиться? - Я рабочий, вернее, мастер паросилового цеха. Работаю на автобазе у Абрама Марковича. Фамилия - Григорьев. Имя-отчество нам не требуются - просто товарищ Григорьев. - Брата звать Семён Абрамыч. - подсказал Левин. - Тогда за дело! Прошу показать где и что испортилось! Главврач, видя мой истощенный вид шепчет Абраму, но я слышу их разговор. - Человек, я думаю, дельный - ты Абраша плохих не приведёшь... Советую, чем можно поддержать... - Я учту. Ну, за дело! Главврач повёл меня в те палаты где есть приборы сантехники. Показал вход в подвал и сказал: - Я думаю, вы всё наладите - где течёт и где засор... - Прошу не беспокоиться. Всё найду. - ответил я. Выйдя на улицу, проверил выход труб в колодец. Они исправно работали. Значит причина в подвале. Забравшись со свечёй в подвал, увидел на повороте трубы из-под крышки ревизии льётся вода. Открыл ревизию и протолкнул проволокой комки ваты. Устранил засор. Больше никаких дефектов не обнаружил. Выйдя из подвала, подошёл к кабинету врача. - Семён Абрамович, болезни вашей поликлиники устранены, или, по вашему, локализованы! - Неужели всё? Чудесно! Абраша, я говорю большое спасибо! Выручил ты меня. Мы с начальником уехали на автобазу. Начальник прислал ко мне в кочегарку старушку, чтобы я зашел к нему в кабинет. Я поручил кочегару закрыть пар уличного прогрева машин, так как по времени все водители уже успели согреть свои машины. Старушка, лет около 60-ти, но бодрого вида, хотя и заметно блокадное истощение. Я последовал за старушкой и на крутой лестнице ее обогнал. Она остановилась отдышаться. - Абрам Маркович, явился по вашему вызову. - Чудесно. Садись, дело есть! ... Я рассказал о твоих достижениях генералу Волохову. Он просил передать тебе благодарность. - Большое спасибо! Отвечу по военному: служу Советскому Союзу! - Все это справедливо и хорошо, но он просит привезти тебя к нему на квартиру. Там они распаяли титан, и помыться стало невозможно. - Хорошо. Поедем. Посмотрю, что нужно. Пожалуй, захвачу с собой паяльник, олово и кислоту с нашатырем... Начальник послал старушку найти шофера, чтобы подогнал пикап к проходной. Через минут пять мы вышли на Красную улицу, сели в машину. Подъехав к парадной дома на улице Софьи Перовской, я поднялся за Левиным на второй этаж. Позвонили. Дверь открылась после щелчков нескольких замков. - Ольга Степановна, это я с лекарем вашего титана. О том, что он не исправен, мне сообщил Михаил Васильевич. - Прошу, входите, Абрам Маркович! Здравствуйте! Я поздоровался и назвался. - Прекрасно, тов. Григорьев! Пойдёмте, я сведу вас в ванную комнату. Я Пошел вслед за женщиной, прекрасно выглядевшей, с русыми волосами, обвитыми косой на голове. Симпатичные черты лица с малозаметными морщинками около глаз. Титан оказался распаянным вокруг дымовой трубы. Это значило, что при сильном горении в топке забыли напитать воды. Ко мне подошел сын хозяйки Сергей, лет двадцати, похож на мать, работает в нашем гараже шофером. Его я видел не раз. - Сергей, включи паяльник, пусть греется! А я пока зачищу место пайки, - взяв шабер, принялся скоблить. - Дайте, я пошабрю? Я умею это делать, только мама мне не разрешила. - Может быть, не стоит руки пачкать? Я сам управлюсь... Ты следи за паяльником. Не прошло и часа, как я сделал нужный ремонт. Налил воды, как надо, протечки не наблюдалось. Сказал хозяйке. - Так скоро? А я думала, что тут много работы! Молодец! Даже пол не испачкали. Пошли на кухню, где сидели Левин и в генеральской форме сам Михаил Васильевич Волохов. Был он полный, с брюшком, волосы на голове зачесаны на пробор, серые улыбающиеся глаза. - Здравствуйте, товарищ генерал! Я тут у вас немного поколдовал. - Видел и большое спасибо! - ответил он и обратился к жене - Оля, сообрази чего-нибудь товарищу! - Михаил Васильевич, не стоит беспокоиться... - Ладно, ладно! Угости ребятишек! Ведь, наверное, есть? - Двое, Михаил Васильевич. - Оля, у мастера двое детей, учти, пожалуйста! Ольга Степановна подала мне увесистый пакет. - Это вам, молодой человек! - Большое спасибо! Наделал вам хлопот. - Миша, я сделала все, как ты велел! Попрощавшись, мы уехали в гараж. Вечером после работы я с такой бесценной ношей не стал открывать ключом, а постучался кулаком. Маруся открыла и с удивлением смотрит. - Стучал потому, что хотел обрадовать тебя больше. Смотри, с чем иду! Тут целый праздник! Войдя в комнату не раздеваясь, поставил пакет на стол. Перерезал бечевки и развернул бумагу. А там... Маруся так и присела. - Откуда ты с таким ценным подарком? - Это я получил за работу, ездили на квартиру к генералу Волохову. Во, смотри! В пакете было: бутылка коньяка и бутылка портвейна, большой квадратный торт, черный хлеб, четыре сдобные булочки. - Так что ставь чайник, будем чай пить с тортом! Когда все было готово, я сказал: - Выпьем за упокой наших родителей, и еще за наше здоровье! Ведь ты теперь рабочая, и карточка у тебя рабочая. За детей не надо беспокоиться - мы работаем рядом и можем всегда проверить их. - Я днем приходила проверить их. Они спали на диване. Стреляли где-то на Васильевском - нам не опасно.
admin: Глава 76. Блокадная жизнь. Миновал март месяц. Стояли солнечные дни. Везде - лужи, тает снег. Птичья мелкота так и щебечет, наслаждаясь солнечному теплу. По случаю теплой погоды, ребятишкам было разрешено приходить на автобазу. Они там играли. Территория большая. А что машин много, так они не дымили, это резервные. В апреле (1942) увеличилась активность немцев. Усилилась бомбёжка, самолеты стали чаще летать над городом. В один из таких налётов над нашей автобазой завязался воздушный бой. Неприятель бросал зажигалки. Я, как замначальника МПВО, скомандовал: - Всем занять оборону зданий! А для этого подняться на крыши, вооружиться щипцами для сбрасывания зажигалок! А внутри, под кровлей должны быть вёдра с водой и, тем более, бочка с водой. Я бегал по кровле, охотясь за бомбами, как и наши слесари. Вдруг, слышу невероятный свист над головой. Только хотел отбежать, как по козырьку кепки ударил осколок. Козырек оторвало, а я растерялся. Ощупал голову - цела, ни царапинки. Повезло... Через несколько дней при налёте наши зенитки обильно стреляли. Я бежал в баллонный цех, чтобы укрыться от осколков, стучащих по железной крыше, как крупный град. Когда подбежал к двери цеха и схватил ручку, а меня как трахнет дверь в бок, которая неожиданно распахнулась. Я свалился на землю. От удара пострадало правое плечо. Оказалось, за дверью упал не сработавший зенитный снаряд с большой высоты и с большой скоростью, пробив крышу, потолок и ушел в землю. Хорошо, что я не забежал раньше... В конце апреля был жаркий день, как летом в июле. Часов около 11 мы вышли из душной кочегарки и сели на воздухе. Я, кочегар Иванова, кузнец Абрам и кладовщик Петька. Сидим. Покуриваем и обсуждаем события на фронтах. Немец стреляет из дальнобойных орудий. Снаряды летят со стороны Мойки через нашу автобазу. Мы настолько привыкли к полётам снарядов, что стали мало обращать внимание на свист снарядов. В шутку говорили: "Это не к нам!". По шуму определяли даже, где упадет. Вдруг слышим, что еще далеко летит, но прямо на нас... Все сидящие повскакали и, отбежав от кочегарки, прижались к кирпичной стене. Трах! Трах! Трах! Нас обсыпало кирпичной крошкой и пылью. Снаряд влетел в кочегарку. Сидим, прижавшись к стене, ждем взрыва... минута... пять минут... десять минут. Взрыва нет. Стали придумывать отчего не взорвался снаряд. Он пробил кирпичную стену на высоте седьмого этажа, пробил стену нашего бокса, сорвав лист кровельного железа. Гадать перестали. Потихоньку подобрались к двери кочегарки, заглянули в окно. Я решил открыть дверь и войти внутрь. Никаких разрушений не было. И снаряда не видно. Принялись искать. Я заметил, что у нерабочего котла сорвана стальная заклепка, как ножом. Абрам заметил за котлом нишу в стене, в которую можно лечь боком взрослому. Там снаряда не было. Стена цела... Оказалось, что снаряд ударился в стену, свалился на нижний пол, на котором стоят котлы, лежит под днищем котла и из него сыпется струйка тола. Где-то по пути сорвал себе головку и поэтому не взорвался. Когда я вытащил его, он оказался 200-миллиметровым. Позвонил в штаб фронта. Приехали солдаты и увезли его. Опять повезло. Значит, я еще не лишен счастья жизни! С началом майских праздников мы поехали всей семьей побродить в ЦПКО. Хотя там опасности от обстрела не меньше, но нашим детям надоело сидеть дома днями. Что толку, что они придут на автобазу - все перепачкаются, лазая по кабинам да по кузовам. Двор весь асфальтирован, никакой зелени нет. Войдя в парк, сперва дети бросились к кустам сирени и уткнулись носами в распускающиеся душистые почки. - Мама, мама, иди скорее сюда! Тут так хорошо пахнет! Толик на лужайке нашел крапиву, ошпарив пальцы. - И зачем это растет такая гадость! - стал затаптывать ее в землю. - Сынок, эта крапива сейчас очень полезна, - пояснила мать. - Обожди, через несколько дней я сменюсь с дежурства и съезжу за город. Наберу молодой крапивы, наварю свежих щей. Учти, от крапивы люди становятся сильней и моложе. - Толя, Валя, посмотрите, как купаются в луже голуби. Холодная вода им нипочем, - указал я детям. - Мама, я хочу побегать по водичке! - Нет, доченька, птичкам не холодно, а нам вода холодная. Можно простудиться. Погуляли по дорожкам парка, где было много солдат и моряков. Вернулись к трамваю №12, который пустили после продолжительного перерыва из-за отсутствия электроэнергии. Поехали домой. * * * Спустя неделю после прогулки в ЦПКО мы с Марусей вдвоём выехали за город. Нашли крапиву и немного щавеля. Другие травы еще не пошли в рост. Но мы были довольны и тому, что нашли. Зато на второй день лакомились свежими щами, дав себе обещание: всё свободное время потратить на сбор полезных для питания трав. На автобазе стали чаще продавать шпроты, соевое молоко, иногда сироп на искусственной лимонной кислоте. В один из дней в июне, точно уже не помню, мы с Марусей оба были на работе. Ушли утром к восьми часам, оставив ребят спящими. Часов около девяти немец усилил артобстрел и увеличил авианалеты с бомбардировками. Слышим: сильный взрыв примерно в районе нашего дома. Мы и работники мастерской выбежали на набережную Круштейна. Маруся кричит: - Ваня, взрыв бомбы - у нас под окном! Беги скорее, ведь там дети! Женщины, сочувствуя Марусе, подходили к ней, утирая фартуками глаза. Потом она, бросив свой пост, тоже побежала к дому и стала кричать с улицы: - Толик! Валечка! Вы живы?! - но никто не выходил из квартиры. А я в это время счищал с детей осколки стекла, штукатурку. Наконец вбежала жена, запыхавшись. - Вижу, живы, мои миленькие! Толенька, расскажи, ты не ранен? А девочка моя здорова? - Мама, мы сидели на диване за простенком, завернувшись одеялом, было холодновато, - сказал Толя. - Когда полетели рамы и стёкла, мы очень испугались и Валя заплакала. - А ты не заплакал? - Нет, не заплакал. Хотел бежать к вам, но папа успел придти раньше. Успокоившись, мы стали смотреть разбитую дверь, косяки, оконные коробки. Прикидывая способ ремонта. Придется вставить стекла, частично - целыми, частично - кусками. Коробки привести в порядок я попросил столяра автобазы. В этом мне помог своим распоряжением начальник. - Мама, я помню, бабушка говорила, что есть Бог! мы его просили нас сохранить. Он и сохранил нас! Мы улыбнулись, а Маруся сказала: - Бабушка верующая была. Она за вас молилась, пока жива была. Убрав стекла и штукатурку со щепками, подмели пол. Устроили ребятам поесть и отправились на автобазу. Бомба была сброшена с самолета и угодила в круглое здание на территории порта, как раз против наших окон. * * * Прошел год с начала войны. Мы, собирая съедобные травы, привозили их целыми мешками. За город едем сносно, иногда удавалось посидеть в пригородном поезде. Но при возвращении приходилось применять силу, чтобы втиснуться в вагон. Самое трудное было не самому влезть, а протолкать мешок между такими же мешочниками. По прибытии в город, большого труда стоило сесть в трамвай, которые были с открытой площадкой. Так и шел трамвай, облепленный людьми со всех сторон, даже между вагонов. Некоторые смельчаки цеплялись за рамы открытых окон, стоя на бортике вагона, что было очень опасно. Немало их срывались и падали, причиняя себе увечья. Мне и Марусе не раз пришлось так ездить, стоя на ступеньках и держась за поручень, а кто-нибудь держался за наши мешки. Но всё-таки ехали. Товарищ Левин достал рассады капусты, и мы посадили ее в начале мая на отведенном участке земли за Парголовым, не доезжая до Левашово. Предварительно земля там была вспахана трактором. И вот огромные глыбы земли мы, блокадные огородники, сначала должны были размельчить лопатами, разборонить граблями. А потом только сажать капусту. - Григорьич, а все-таки хорошо, что достали рассаду. Будем надеяться, к осени вырастим на прибавку к питанию, - говорила Маруся. - Хоть это и хорошо, но надо ездить на поливку, на прополку, - ответил я, - Главное - сохранить! Ведь голодающих людей много - могут снять урожай без нас. Останутся нам одни листья. - Я слышала, что когда подрастет капуста и начнут завиваться кочаны, будет установлена охрана в порядке очередности. А от непогоды привезут крытый кузов от автомашины. - Слухи такие, действительно, есть. Ну, давай Бог! - Может еще нашинкуем бочечку капусты ведер на пять, - увлеклась Маруся. - Скоро поезд. Давай пособираем щавелька! Вон его сколько! Теперь уже цветет и виден издалека. Мы так привыкли к обстрелам, что перестали обращать внимание на стрельбу и вой снарядов. А вой сирены по радио сразу выключали. Прислушивались только к стуку метронома. А война продолжалась ожесточенная. Наши шофера ездили до мая по ладожскому льду. Не было дня, чтобы приехали в гараж, не имея повреждений. * * * Поехал я, не помню по какой надобности, на трамвае в сторону Варшавского вокзала. Проезжая через Садовую, выехали на Мясникову, а впереди - мост через Фонтанку с крутым поворотом маршрута на проспект Майорова (Вознесенский). Тут начался обстрел, приближающийся по реке. Это я увидел в окно. Взрывы приближались к мосту в шахматном порядке. Вожатая, видимо, решила проскочить мост и не остановила вагон. Я, мгновенно прикинув шансы миновать мост, решил не рисковать и, чуя опасность, выскочил из среднего вагона и свалился через несколько ступенек к подвальной двери, оказавшись как в каменном окопе. Не прошло и нескольких секунд, как последовал взрыв в среднем вагоне. Трамвай разорвало, задний и передний вагоны отлетели от среднего на некоторое расстояние, развернувшись поперек путей. В вагонах крики, визги, плач... Некоторые люди пытаются выскочить, но тут же падают, не сознавая, что ранены... Обстрел закончился. Я поднялся из ямы на асфальт. Смотрю, за мной вылезает майор. Когда он прыгнул в яму, я не помню, потому что лицом ткнулся в угол. В вагоне еще живые люди ворочаются, стонут. Но мало надежды, что будут живы. Кровь на скамейках, на полу. Откуда-то появились несколько девчонок с носилками, санитарными сумками. Начали вытаскивать людей из трамвая и укладывать на панель для оказания помощи. Майор крикнул: "Девушки, помощь вам нужна?". Они ответили: "Без вас управимся! У нас машина за углом.". Мы тогда с майором пошли по своим делам... Такова была жизнь в блокадном Ленинграде. * * * Еще памятный случай. Близ нашего гаража стояло здание Керамического института. Во всех шести этажах были отделы и лаборатории, а также комнаты коменданта, дворника и уборщицы. Когда я был на работе и стоял у кузницы. Мы беседовали с кузнецом Яшей. Хотя он и не молодой, но так его все звали. Просто Яша. Вдруг слышим полет снаряда и сильный треск над зданием института. Ждем с открытыми ртами взрыва, а его нет и нет... На второй день узнали. Оказалось вот что. Вечером как всегда уборщица, закончив уборку, пришла в свою комнату, чтобы лечь спать. Видит, в стене, выходящей на канал, дыра. Перепугалась. Кое-чем заткнула дыру. Стала икать снаряд. Он оказался под ее кроватью. Она с криком бросилась по лестнице с третьего этажа. - Караул! Сейчас взорвется! Добежала до первого этажа, увидела коменданта, но никак не может выговорить что-то, так ее сильно трясет. - Что с тобой, Анастасия? Ну, говори же! - У-у-у м-ме-ме-ня б-б-бом-ба д-д-до-ма! - Какая бомба? Что ты мелешь? Когда женщина немного успокоилась, то смогла ответить. - Под кроватью бомба! Она взорвется! Комендант понял, позвонил в штаб МПВО. Приехали саперы. Завернули снаряд в брезент и осторожно вынесли на улицу. Уложили в песок на кузове машины и увезли. * * * Я стою в большом боксе и наблюдаю, как работают паровые радиаторы. Машин в боксе нет - все в расходе. Вошел главный механик Кривенко Семен. - Что, Григорьев, мечтаешь или наслаждаешься теплом своего производства? - Ни то, ни другое, Семен Моисеич! Думаю, столько машин в гараже, а ни разу не съездили в лес, а ведь уже грибы просятся в корзину. - Да, ты прав! Надо просить разрешения у Абрама. Он, я думаю, сам поехать не прочь. - А в чем дело? Тебе, Моисеич, сподручнее, все-таки правой рукой являешься. На этом и разошлись. На второй день (была суббота) заходит Моисеич в кочегарку и говорит, улыбаясь. - Дает крытый фургон, вместимостью человек на двадцать. Людей берите по своему усмотрению. Тут гадать не надо. Сами сядем с женами, бригадир Андреев из мастерских... Много не надо. Сделаем разведку, а потом можно и побольше взять машину. Я пришел домой улыбающимся. - Что с тобой? Ты такой веселый... - Мы едем в лес за грибами! Надо попросить соседку покормить ребят, а приготовить еду сегодня. - Я, Ваня, боюсь за ребят! Вдруг бомбёжка!.. - Давай возьмем с собой! Места в машине хватит. Посидят, пока мы будем в лесу. - Не хочу я оставлять без присмотра детей. Лучше погуляем недалеко от машины. - Ладно! Поедем! Со слов Моисеича, мы поедем к деревне Воронино. Места боровые, хорошие. С нами поехали: охранница Долженко Евдокия, охранник Сергей Архипыч (фамилию не помню). Евдокия была примерно марусиного возраста. Жила она с сестрой, которая работала на автобазе бухгалтером. На иждивении у них была девочка - дочка погибшей сестры. Сергей Архипыч был хорошим сапожником и шил на дому. Плату брал продуктами, конечно, поэтому заказы были, в основном, от военных. Среднего роста, комплекция нормальная, не заметно, что голодает. Всегда опрятно одет, побрит. В общении вежлив. По его общению видно, что он воспитывался в культурной семье. Поехали мы через Старый Петергоф. Первое время все были возбуждены от перемены обстановки. Наши ребятишки то и дело задавали вопросы. - Папа, почему нас обгоняют легковушки? - Это они спешат скорее на фронт! - Разве мы тоже едем на фронт? - Нет, мы поедем по той дороге, где нет немцев. - Мама, смотри, какой лес красивый! - радостно сказала Валечка. - Вы с кем дружите? И с кем ходите гулять? - спросила детей Долженко. - Мы ни с кем не дружим. У нас во дворе нет детей. А гуляем с мамой, - ответил сын. Доехав до моста через речку Воронка, машина пошла вправо. Дорога была сильно разбита и шофер остановился. - Всё, граждане! Видите, дорога для машины не проезжая! Вся земля перемешана, как тесто, глубокие колеи. - Ничего не поделаешь! Походим и по этому лесу, - сказал Кривенко. Люди разошлись. Мы отошли с полкилометра и попали в сосновый с березкой лес. Ребята принялись играть в прятки, прячась за толстые деревья. - Мама, я гриб нашла! - кричит дочка. - Неси сюда!.. Да это же подберёзовик! Оставив Марусю с ребятами, я пошел на грибную охоту. Шофер давал периодически сигналы, для ориентации... Первый наш сбор грибов особо богатым не был, но у всех были грибы в корзинках, кроме белых. Но и этим сбором были довольны - пожрать есть что. Мы, возбужденные, надышавшиеся лесного воздуха, вернулись домой благополучно.
admin: Глава 77. Эвакуация семьи. Из райисполкома получили предписание: эвакуировать детей в безопасную зону страны. Что делать? Не весёлое извещение. - Я детей от себя никуда не отпущу! Уволюсь, но с ними поеду! - заявила Маруся. - Ничего не сделаешь. Думай, не думай, а меры принимать надо. Я советую тебе поехать в Шадринск к тетушке Анне. - Я тоже об этом подумала, но надо иметь путевку и запас хлеба на дорогу. Иди-ка ты к Волохову и проси машину до Ладоги, и бумажку на отоваривание карточек. Я так и поступил. Сходил в управление к начальнику Военторга Волохову. Он сказал: - Товарищ Григорьев, я машину дам, но надо подобрать несколько семей. Приходите завтра... На второй день пришла Маруся и всё устроила. Дали ей расчёт. Багаж собрала: два чемодана и детям по сумке со съестным. Я поехал до Ладожского озера проводить их. Когда получили хлеб, ребятишки сразу попросили есть. Маруся дала им целую буханку хлеба, так они вцепились обеими руками и каждый хотел откусить как можно больше. Пришлось отнять у них и отрезать по ломтю. Валечка заплакала, что ей мало. - Доченька, больше нельзя! Животик заболит. Около 12 часов я перенёс все чемоданы и котомки в трюм военного катера. Командир сказал. - Никаких записок или заметок не надо! Всё будет выгружено на берег и найдете сами свой багаж, погрузите в поезд! (Как стало известно из первого письма Маруси из Сибири, перенести и погрузить багаж в товарный вагон помогли моряки-краснофлотцы.) На прощание все немного всплакнули. Так уехали в неизвестность мои дети и жена. Это произошло во второй половине сентября 1942 года. Смотрел я в след уходящему катеру, пока он не скрылся за горизонтом... Возвращаясь на машине, я был один, но не долго. Шофера попросили подвезти до города четыре морских офицера с багажом. Один сел в кузов, а трое - в кузов. Вещевые мешки сложили плотно один к другому и покрыли брезентом. Погода была солнечная, но ветер северный холодный. Я подумал: "зачем зябнуть, заберусь под брезент и спать буду". Забрался, улегся головой на мешок. Почувствовал что-то жесткое, стал прощупывать и обнаружил, что моряки везут сухари. Не долго думая, нашёл, где мешок завязан. Потихоньку развязал и стал таскать сухари и есть. Мне казалось, что много шума от хруста, но на самом деле машина заглушала его. Так доехали до города, моряки остановили где-то на Московском проспекте. Взяв мешки, они пригласили меня пойти с ними в квартиру. Я вошел в большую комнату с большим раздвижным столом, на который моряки выставили штук пять поллитровок, достали копченую колбасу - три палки, белый хлеб буханками. - Вы, товарищ, посидите здесь? А мы сходим навестить знакомых и передадим письма от родных. Скоро вернёмся! ...Жду я полчаса - нет их... жду час - нет. Надоело ждать. За окном уже видно через затемненные шторы, как загораются огни в домах. Я открываю бутылку водки, наливаю целый стакан. Отрезаю кусок грамм на 300 колбасы, отламываю треть батона. Выпиваю и, закусывая на ходу, ухожу из квартиры. Выпивал я не за здоровье моряков, а за благополучную дорогу моих дорогих. Как-то они доберутся до Сибири? Не прошло и недели, как вызывает к себе В контору Левин. - Абрам Маркович, что за ЧП? Здравствуйте! - Ну, проводил своих? Куда они поехали? - В Сибирь, Абрам Маркович. Есть такой городишко Шадринск, в нескольких километрах от него вверх по реке Исеть стоит деревня Тюриково. Там живет родная тетка жены, у которой муж умер, а семья - пять человек с ней. Она согласилась на время принять наших там. У нее просторный дом на две половины, сибиряки называют "дом с горницей". - Вот, вот! Совпало название! Я тебе приготовил тоже горницу. Комнатку перед входом в красный уголок видел? - Да, видел. А что? - Переселяйся в неё, а свою законсервируй, пока нет семьи. - За комнатку большое спасибо! - Но за это я возлагаю на тебя немалую ответственность. Ты по совместительству будешь выполнять должность начальника военизированной охраны. - Вихляев заболел, да он и не справляется с этой работой. У него еще есть обязанность парторга. Теперь ты бог в трех лицах: мастер, начальник ПСО и инструктор МПВО. - И всё за одну ставку? - спросил я. - Было бы можно, я платил бы. Но такой закон - за совместительство в одной организации, сколько не занимай должностей - зарплата одна. Можешь служить верой и правдой здесь - в армию не возьмут, на тебя имеется "бронь". - Ну, что ж, придется, любо не любо, а благодарить. Спасибо! Я хоть одинок буду - есть охрана, с которой иногда можно побалакать. - Скучать не придется. Нам скоро пришлют полсотни пленных немцев. А жить их мы устроим в красном уголке. - Абрам Маркович, они же убьют меня! - Не убьют. Им знакома мера наказания. Это еще не всё! Весной мы поедем собирать беспризорных коров, лошадей, брошенный инвентарь по хуторам и создадим своё подсобное хозяйство. Будет у нас молоко, мясо, овощи. С голоду умереть не дадим. А пока я достал для тебя путевку на январь в Дом Культуры Второй пятилетки для усиленного питания, сроком на месяц. - Вот за это большое спасибо! А то я поистощал уже малость. - Я это видел и поэтому дал заявку в Горздравотдел для тебя. В воскресенье я переселился в свою маленькую казарму. Сам солдат, сам начальник. Никаких часовых. Тепло, светло, хорошая кровать. Ну, а чего не хватит - принесу из дому. В начале октября я поехал в Левашово и снял свой урожай капусты. Была одна зелень, ни кочешка белого... Но поскольку в сарае стоит дубовый бочонок, я шинковать не стал, а посолил капусту целыми рыхлыми кочешками и поставил под стол. Вот первые стихи на новом месте. Блокада вокруг Ленинграда Сжималась плотней и плотней, Но не много осталось у гада Кошмарных мучительных дней. Жертвы уменьшить не нужные - Отправить детей вглубь страны, На большую землю наружную Лишние были отвезены. И дорогую мою Марусеньку Вовек никогда не забыть, Сына, дочурку малюсенькую В пароход с вещами грузить. Остался с семьей в разлуке. Одинок. Они - в трудном пути. Переносим тяжелые муки Для того, чтобы жизни спасти. Теперь, кажись, уже видно - Пережили тяжкий момент. За постигшее горе обидно - Всё погорело, а гордость - нет. (немцы разбомбили наш дом в Бологое) Весна 1943 года была не холодной. Снег быстро убирался в говорливые ручейки, речки, реки. А за ними зелень лесов радовала всех жителей. На газонах в городе и в парках копали землю для посадок картошки и овощей.
admin: Глава 79. Пленные немцы. После прорыва блокады в январе 1943 года нам в автобазу привезли пленных немцев в количестве 50 человек. Для ускорения ремонта автотранспорта, работающего на ледовой дороге жизни. Поселили немцев в красном уголке на сделанных из труб двух- трехэтажных койках. Кормёжку устроили в столовой базы в доме №32 по Красной улице. Для хождения до столовой и обратно надо было их сопровождать. Занимался этим делом механик Дохин Михаил. Он немного владел немецким языком. Первое время жители набрасывались на пленных, ругали, пытались как можно злее оскорбить. Но постепенно привыкли. Дело дошло до того, что из их артели выделялся старшой и под его командой все шли в столовую и обратно. Я, хотя и был назначен начальником ПСО, но меня к охране немцев не обязывали. Зато после окончания рабочего дня, когда на базе оставались только охранницы в проходных с винтовками. Но я боялся, что оружие у них мог отобрать любой. К счастью за все время таких попыток не было, также не было даже намека нападения на меня. Они мимо моей комнаты ночью ходили в туалет. Хотя попытка к побегу была. Один раз ночью немец подлез под неохраняемые ворота. Второй случай, когда немец сумел в груженой машине выехать. Но оба раза беглецов возвращали обратно. Не зная куда идти в городе, немцы пытались обращаться к прохожим, а те, распознав немца, немедленно сообщали в милицию. А милиция знала в каких организациях есть пленные и возвращали беглеца. В дальнейшем они смирились со своей судьбой. Работали автослесарями, электриками, плотниками. Ремонты выполняли добросовестно. В котельную кочегаром был определен электрик Ганс Принц из города Франкфурта-на-Майне. Был женат. О судьбе жены не имел вестей со дня нападения на СССР. Я его спрашиваю: - Ганс, ты работал электриком, значит являлся рабочим? - Конечно, рабочим! У нас большой завод и рабочих много. - И ты шел воевать на братьев по труду? - Нам было внушено фюрером о величии нашей нации, что мы будем богатыми, будем иметь рабов... - У тебя было оружие в руках и ты убивал людей? - Конечно, раз я стрелял, то значит убивал. - Была ли у тебя хоть искра жалости? Подумал Ганс, почесал переносицу и сказал. - Вот теперь, Иван, была бы в руках винтовка и приказали бы стрелять в человека - я не смог бы. Конечно, своя шкура ближе. Под прицелом в меня по неволе я стал стрелять. - Предположим, Ганс, ты попадешь после войны на свой завод. Ты начнешь агитировать идти отомстить русским за поражение? - Я, Иван, говорить буду всем: "Война - капут!", и больше не пойду. Буду дезертир. Просить народ буду: нет войне. Не надо её! Должен сказать, что Ганс, как кочегар, работал честно. Я ему доверил работу в ночные смены, и он не подводил. Единственное с его стороны пренебрежение было к нашей кормёжке. Он часто повторял: - Опять капуста! Первое - капуста, второе - капуста! - Ганс, а как мы едим? Видел же, как обедают шоферы? Не лучше вас! - Да, вы жили в блокаде, голодали... и еще не хорошо с транспортом.... - Понял, кто виноват в вашем питании?
admin: Глава 83. Доставка продовольствия. За общественно полезный труд Горисполком вручил мне медаль "За оборону Ленинграда". Прошло не больше месяца, как я сдал Государственной комиссии отремонтированные здания. В благодарность приказом по автобазе был премирован месячным окладом. При встрече с Левиным, он спросил: - Ну, как, доволен? - Большое спасибо! - Спасибом не отделаешься. Я, посоветовавшись с парторгом, решил помочь людям питанием. Поезжай для начала в Лехтуси, возьми всё наличие молока, мясо от забитой коровы, сломавшей ногу, и вези на автобазу. Здесь бухгалтерия составит списки - кому и сколько выдавать, а выдавать будешь ты, как ответственный за доставку дополнительного питания. - Абрам Маркович, я, наверное, не справлюсь с этой работой! - Я всё знаю, кем ты работал в Бологое, кем - в молочных конторах. Так что я вполне уверен в твоих способностях. - Попробую. Не получится, тогда поручите кому-нибудь другому. - Не прибедняйся! Я надеюсь, всё будет в порядке! В начале 1944 года жена Мария Алексеевна, сын Анатолий, дочь Валя вернулись из эвакуации в Сибирь. Стали помогать ремонтировать квартиру. Анатолию было уже 11 лет, а Валечке - 7 лет. Маруся опять устроилась на автобазу охранницей, там ей давали рабочую карточку, что было очень ценно для семьи. Первую поездку я организовал в конце апреля 1944 года в Пестовский район Новгородской области. Мне дали семитонный "Зауер" с шофером Ивановым Александром и грузчиком Петровым. Иванов до этого, в основном, работал по доставке продовольствия и боезапасов. Жил он с женой и сыном лет семи. А ему около 28 лет. Русый, с широкими плечами, среднего роста. Грузчик высокого роста, сухощавый, с тонким носом и русыми волосами. К назначенному дню отъезда было объявлено: кто хочет купить картофель - сдавать деньги мне. Я составил список желающих, собрал деньги. Взял для обмена вышитые полотенца, домотканые скатерти, тюлевые занавески. Взял с собою сына Анатолия. Мы уселись в кузов машины, а Толик - в кабину к шоферу. При выезде погода была солнечной и теплой. По Московскому шоссе нам предстояло ехать до Валдая, где надо свернуть на дорогу в Пестово. Поездку по Пестовской дороге я не буду описывать подробно, лишь замечу, что ныряли мы с одной лужи в другую с глубокими колеями. Тут ходил немецкий транспорт, пока они не были выгнаны. Потом наш транспорт, а чинить дороги еще не было времени. Не доезжая до Пестова километров 20 мы заметили, что рядом с дорогой стоит большая деревня и много сохранившихся домов, в которых живут. Подъехав на центральную площадь, к удивлению жителей, мы стали звать людей к нам. Первыми стали подходить женщины разных возрастов. Я объявил им, что мы покупаем картошку за деньги и меняем на вещи. Товар был развешан по бортам. Люди стали интересоваться что-почем. Картошки за деньги нам удалось купить совсем мало. А все свои вещи я променял, набрав на два мешка картошки. Меняли, в основном, молодые. Для украшения своих окон и для невест в приданое. Иванов с грузчиком тоже выменяли себе, но немного. Они не взяли из дому вещей, не предполагая такой возможности натурального обмена. Решили в Пестово не ездить, вернуться домой с заездом на Новгородский рынок. По дороге к Новгороду пробовали заезжать в ближайшие деревни, но ответ был один: "у нас нет денег и нет картошки, чтобы продать". Подъехав к Новгородскому рынку, я оставил сына сторожить машину, и мы втроём пошли на рынок. Купить ничего не удалось, кроме лука-батуна. Он растет на заливных лугах по берегам Волхова. Вдруг смотрю, Толика нет в машине, а он бегает за гусями, пытается загнать их к машине. Я окрикнул Толю. - Что ты делаешь? Зачем бегаешь за гусями? - Мне дядя Саша сказал, что это наши. Он сказал, что папа купил гусей и велел мне загнать их к машине и изловить. Тут я понял шутку, придуманную Ивановым... До слез мы с мужиками хохотали, поедая зеленый лук с хлебом. И на каждой остановке кто-нибудь да скажет: "Толя, вон не наши ли гуси гуляют?". Парня довели до слез... Дома, когда рассказал Марусе, она хохотала тоже. Как только выгнали немцев из Эстонии дальше Таллина, Левин вызвал меня в свой кабинет и сказал: - Товарищ Григорьев, организуйте поездку в Нарву. Там наш человек - директор Военторга в Нарве. Он обеспечит вам проезд временной погранзоны на мосту через Нарову. Вы проедете до города Раквере, можете там заночевать и утром заедете в деревню, где есть картофель в буртах. Покупать по договоренности. Деньги с народа соберите вечером со списком. С вами поедет шофер Александр Кузнецов. Грузчика он сам выберет в пару. Вечером я набрал денег около пяти тысяч рублей. Это, примерно, на семь тонн картофеля. Нам дали "Бюеинг" семитонку. Прибыв в Раквере без приключений, мы остановились у столовой. Сидим в столовой. Заказали по порции жирных щей и жареную свинину с картофелем. Купили по маленькой бутылке водки. Там же сидят за общим столом человек двадцать эстонцев и распивают одну бутылку водки по очереди из горлышка. Сначала мы были удивлены, как они пьют, передавая друг другу, после одного глотка. Эстонцы вели оживленные разговоры, поглядывая на нас. Кузнецов наполнил три чайных стакана, положил на тарелку большую порцию нарезанного хлеба и произнес, подняв стакан. - Ну, друзья! Выпьем за наш успех! Мы с грузчиком тоже подняли свои стаканы, чокнулись и залпом выпили, принялись хлебать щи. Эстонцы замолкли... Их наша порция водки очаровала. Мы, съев щи, перед свининой еще повторили. Доели обед и ушли, оставив на столе три пустые бутылки. На улице закурили, а они, как мухи, облепили окна и ждут, когда же мы повалимся пьяные... А мы сели в машину и поехали на ночлег. Нас сопровождал мальчик лет двенадцати. Прибыли к отдельно стоящему дому на берегу небольшой речки, заросшей кувшинкой. Встретила нас старушка, как потом узнали лет семидесяти. Жила одна. В доме две комнаты и прихожая, в которой была плита с кирпичным стояком. В сарае слышны голоса свиней, овец и множества птицы. Поставив машину перед окном, мы вошли в прихожую и уселись на стулья. - Бабуся, вы так одна и живете? Или еще кто есть? - спросил Саша. - У меня есть еще сын. Он ушел в сельсовет, работает милиционером. - Я думаю, что пока есть еще опасность. Когда ехали из Раквере, слышали перестрелки, - сказал я. - Бывает... еще пошаливают. Недавно убили старого председателя сельсовета... - А бывают у вас "лесные братья"? - спросил грузчик. - Бывают и у нас. Они ищут моего сына, но он больше ночует в сельсовете. Бабуся нам устроила чай. Поджарила свинины. Накормила досыта с белым домашним хлебом. Рано по утру, мы заметили, что старуха куда-то торопится. - Бабуся, ты куда спешишь-то? - спросил Саша. - Я тороплюсь в город на рынок. Вы извините, что уезжаю. Когда справитесь уезжать, просто прикройте двери, у нас не замыкаются. Старуха вытащила из сарая велосипед, села на него, лихо держа одной рукой руль, а второй - корзину с яичками. Поставила босые ноги на педали и покатила до Раквере, а до туда 20 км. Пока Саша Иванов заправлял машину бензином из бочки в кузове, к нам подошел наш проводник, сел в кабину и указал дорогу к бурту с картошкой. Бурт был на полосе, с которой она была выкопана. Укрыт толстым слоем соломы. В нескольких местах на картошке стояли снопы соломы. Хозяин пояснил - это для вентиляции бурта. У хутора были возовые весы. Мы насыпали кузов картошкой, взвесили ее, заплатили и поехали в Нарву. Денег я еще немного оставил, т.к. придется платить НКВД пограничный налог. Но в Нарве нам сказали, что запрещено ввозить в Ленинград картофель, якобы пораженный раковой гнилью. Начальник Военторга нам посоветовал: - Берите, ребята, ящик водки (20 бут.) и идите в караулку. Там сегодня дежурит хороший капитан. Мы попросили начальника сходить самому, надежнее будет. - Ладно. За водку вы оплатите, ее заберут потом. А я пошел... - Ни пуха, ни пера! - сказал я ему в дорогу. Ему долго пришлось уговаривать капитана, но пропуск все-таки был достан. И мы не медля, поехали через мост, пока энкаведешники не передумали. Кингисепп проехали по обходной дороге и помчались в Ленинград. Все довольные, что успешно выполнили задание. Приехали поздно вечером. Машину поставили в большой бокс, ключи от дверей я взял себе. Утром вместе с начальником посчитали остаток денег и сколько приходится картошки на рубль. Принесли к машине весы и приступили к распределению, согласно внесенным деньгам. Народ был доволен. Все старались крепко пожать руку и благодарили. Левина тоже благодарили за проявленную заботу о людях. Себе на Ракверовском рынке я купил свинины, сливочного масла и белой муки. Рынок работал, как в мирное время, при капитализме. Правительством была разрешена тогда частная торговля. Предполагалось, что у населения кое-что еще имелось припрятанное. Наша автобаза получила для работающих участок земли, который был поделен на участки по 50 и 100 кв.метров. Около моего участка осталась ничейная земля и я ее присоединил себе. Вышло 12 соток. Теперь можно смело сажать картофель, бобы, горох, лук, и редиску. Семена я привез из Эстонии. У сотрудников Военторга появился интерес к земледелию, а занять участок нечем. Главное, огороды были близко от транспорта, идущего по Московскому проспекту. Участок был на Краснокабацком шоссе (ул. Червонного Казачества), где у дороги стоял один одноэтажный домик с тремя жильцами. За нашими участками начиналась совхозная земля совхоза Шушары. Не прошло и недели, Левин вызвал опять меня к себе. - Той картошки, что вы привезли, всем не хватило. Люди просят послать в Эстонию еще машину. Дело за деньгами не станет. Я поручу бухгалтерии организовать сбор денег, а уж съездить придется тебе. Дорога и место тебе известны. Разрешаю взять шофера Иванова и грузчика Матвеева. Машину берите - "Зауэр", все колеса ведущие, исправна. Итак, наша троица отправилась в Эстонию с полным портфелем денег, собранных с народа. Все было хорошо, пока ехали по тыловым дорогам. Наконец приехали в Нарву. Устроились на ночлег у председателя сельсовета. Он сказал, что через мост проезд закрыт. Нужно ехать окружным путем через Усть-Нарву, а это далеко и дорога плохая. Мы обратились к зав. Военторга: узнать, кто дежурит на мосту, чтобы назначили цену проезда. - Я попытаюсь. Люди знакомые, - сказал "борода". Так звали зав. Военторга, он носил русую окладистую бороду. Рано утром нас пропустили через мост и мы поехали на тот же хутор, где раньше была картошка. Договорились о цене, загрузили машину, закрыли брезентом и поехали обратно к мосту. Но не тут то было! Через мост - шлагбаум и часовой приказал пойти к начальнику за пропуском. Дежурный старший лейтенант уперся, как баран. "Прибывающих с картофелем приказано направлять в совхоз "Нарвский" и вам следует поехать туда и сдать картофель. Ходить никуда не советую - бесполезно!". Долго мы упрашивали его... Ни предсельсовета ни "борода" нам не помогли. Пришлось сдать картошку под расписку с обещанием того, что она будет возвращена нам осенью. - Вот, Саша, влопались, так влопались! Нас дома растерзают! - сказал я Иванову. - Я что? Моё дело извозщичье. Но твое положение - не завидное. - О чем вы беспокоитесь, Иван Григорьич? У вас есть расписка о сдаче картофеля! Деньги целы! - сказал Миша Матвеев. ... Приехав на автобазу, я доложил Левину о нашей неудаче. - Закон - есть закон! Я сочувствую вам! Да и мне от Волохова достанется... Собранные деньги будем считать авансом, а получив картошку осенью, раздадим её людям. Осенью я съездил в совхоз "Нарвский" и получил картофель сполна. Рассчитался с людьми. На этом закончились мои поездки за пределы Ленинградской области в этом году. * * * Новый 1945 год мы встречали в кругу семьи. Мы с Марусей работали на автобазе. Дети учились. Недалеко то время, когда мы будем встречать День Победы. В связи с выздоровлением парторга тов. Вихляева Ивана Ивановича с меня сняли должность начальника военизированной охраны. На мне осталась полезная обязанность раздавать людям продукцию подсобного хозяйства. Это давало возможность побольше иметь молока, капусты и других овощей. Зима была снежная, но не сильно морозная. В кочегарке по-прежнему работали Давыдова, Карпенко, Ефимова, Ганс Принц. Наступил весенний месяц март. Стало заметно теплее, прилетели грачи и скворцы. У них хлопот достаточно. Надо починять старые гнезда и заводить птенцов. Меня направили на грузовике в Таллин за пшеницей, которую немцы затарили на Украине в вагоны, а вывезти не успели. В Таллине стояли несколько составов. Ленинградцам, в числе других, было разрешено принять участие в вывозке. От нашей автобазы поручили шоферу Сашу Кузнецову под моим сопровождением. В кузове "Зауэра" Саша хорошо заделал все щели на бортах, взял большой чистый брезент. Поехали около 20 марта 1945. День был солнечный теплый. Со мной напросилась поехать Валя Петрова, сестра Марии Алексеевны. Я хотел ее посадить в кабину, но она захотела ехать в кузове, чтобы любоваться природой. Я говорил, что может быть холодно от ветра, но она настояла на своем. Проехали Нарву, местность стала холмистее, в сравнении с дорогой по Ленинградской области. - Валя, не озябла? Сидеть неудобно, тряска. Иди в кабину! - Променяю ли я вашу кабину! Когда из кузова я любуюсь природой, голубым небом и облаками, как серые барашки. Саша, у вас дети есть? - Два мальчика. Один родился до войны, а второй - блокадный. С матерью, моей женой, живут в Перми у моей матери. - Это хорошо, что есть у кого жить. - посочувствовала Валя, спрятавшись опять под брезент, выставив наружу только глаза и нос. В Таллине мы приехали на базу, где стоят вагоны, оцепленные отрядом милиции. Предъявив документы, я прошел через проходную в контору пакгауза. В конторе мне велели пойти в Вышгород к зам.министра сельского хозяйства для получения допуска и разрешения погрузить семь тонн пшеницы. Я отправился в крепость, а Валя и Саша пошли искать базар. Получив разрешение на погрузку зерна, засыпали у одного из пакгаузов несколько мешков, уложили их вдоль бортов. Подъехали к чайной перекусить и купить продуктов себе в магазине. Обратно поехали около часу дня. Валя уселась на мешки у кабины, как на сиденье. Отъехали от города. Дорога была с уклонами и скользкой. Даже у опытного шофера Саши машина плохо слушалась руля. Он предупредил, чтобы мы держались. На одном из уклонов наш грузовик выскочил из наезженной колеи, повернул в канаву и резко уперся в ее склон. От сильного толчка через кабину перелетели два верхних мешка с зерном и с ними Валя. Она не получила большого ущерба, только немного поцарапалась, а я лбом ударился в лобовое стекло. Осмотрели колеса, мотор. Нормально. Собрали зерно у лопнувшего мешка. Саша стал помалу выезжать из канавы, крутились все шесть колес. Когда выехал на дорогу мы и погоревали и посмеялись. Так при веселом настроении доехали до Ленинграда и сдали зерно на склад "Военторга". До 1948 года я попал в старшие по поездкам с людьми в лес за ягодами, за грибами по выходным. Изучил вокруг города урожайные места. Это давало хорошую возможность подышать свежим воздухом на природе.
полная версия страницы